– Потому мне и странно слышать, что спагия, кетхуда, который должен был бы, как пес, верно стоять на страже веры и падишаха, жалуется на судьбу и осуждает войну против неверных…
Кетхуда натянул поводья, гневно сверкнул глазами:
– Кто скажет, что я говорил такое? Никто! А ты, паршивый шакал, благодари Аллаха, только что сдержавшего мою руку, которая едва не снесла твою дурную голову! Прочь отсюда и не попадайся мне больше! Собака!..
– Благодарю, – поклонился вполне искренне Арсен, радуясь вполне его устраивающему повороту событий. – Езжайте прямо – до Аккермана уже недалеко… И пусть бережет тебя Аллах, высокочтимый ага!
Он кивнул Роману, и они, повернув коней, быстро помчались назад.
На Чагу прибыли на исходе дня. Небольшая степная речка извивалась меж рыжих, истоптанных овечьими отарами холмов, блестела золотистыми плесами под лучами красноватого предвечернего солнца.
Надеяться на счастливый случай, который помог бы разыскать аталыка Ямгурчи, было нечего: на это мог уйти и день, и два. Поэтому друзья решили расспросить чабанов.
Напоив коней, повернули вверх по течению, к кустарникам под холмом, где паслась отара и горел костер. У огня сидел старый-престарый чабан и длинной закопченной ложкой помешивал в казанке чорбу.
Оставив Романа с лошадьми на берегу реки, Арсен подошел к старику, поздоровался. Тот поднял на незнакомца выцветшие, слезящиеся от дыма глаза и надтреснутым, скрипучим голосом, заикаясь, прошамкал:
– Т-ты т-турок?.. С-садись, г-гостем б-будешь!
– Откуда взял, старик, что я турок? – удивился Арсен.
– А-а, т-турка с-сколько ни учи п-п-по-нашему, все равно с-слышно… С чем п-пришел сюда, г-говори! Д-дорогу спросить?
– Как ты угадал?.. Правда, хочу узнать про дорогу.
– Я в эт-той с-степи д-долго живу, не один д-десяток лет, и з-знаю, что п-путники обращаются к ч-чабану только т-тогда, когда не знают дороги… Тебе к-куда?
– К Ямгурчи… Его улус где-то тут недалеко.
– К Ямгурчи? Это к к-какому – к Б-безухому или Хромому?
– Мне неизвестно, безухий он или хромой, знаю только, что он был аталыком Чоры, сына мурзы Кучук-бея.
– А-а-а, т-так бы сразу и сказал! Потому что э-т-то совсем д-другой Ямгурчи… Этот и не Б-безухий, и не Хромой, как я п-подумал с-сначала, – чабан в улыбке показал беззубый рот. – Это Ямгурчи В-воронье Гнездо! Хе-хе-хе!.. Я тут в-всех знаю!
– Так где он живет? – Арсен начал сердиться на болтливого старика.
– Ж-живет он, д-да будет т-тебе известно, в урочище. Г-глубокий яр. Это где п-проходит через Ч-чагу д-дорога из Бендер н-на Дунай… С-слыхал?
– Нет, не слыхал, старик… Благодарю тебя! Прощай!
– Б-будь здоров… П-поезжай б-берегом, берегом… До с-самого караван-сарая… П-потом сверни направо – да д-долиной, долиной… Т-так и доберешься д-до Г-глубокого яра. Т-там он и ж-живет,Ямгурчи В-воронье Гнездо… С-смекнул? – И старик для большей убедительности указал грязным крючковатым пальцем на север, откуда струилась тихая Чага.
Арсен еще раз поблагодарил старика, четко и зримо представляя себе, по его описанию, дорогу, которая должна привести к цели.
Ехали, объезжая ногайские кочевья, до сумерек. А когда стемнело, стреножили лошадей, пустили их пастись, а сами легли спать.
Встали с утренней зарей и снова тронулись в путь.
Все было так, как обрисовал старый чабан: и заброшенный караван-сарай возле брода через речку, и широкая долина, которая свернула направо от Чаги и вывела их к урочищу Глубокий яр.
Улус аталыка Ямгурчи был расположен в живописной балке с пологими склонами, кое-где поросшими кустами боярышника и бузины. Посреди балки, перегороженной плотиной, блестел на солнце небольшой пруд. Возле него стояло несколько юрт и кошар. На лужайке, у пруда, паслись гуси, вдали, где балка переходила в крутой яр, бродила на пастбище овечья отара… И ни одной живой души.
Казаки придержали коней.
– На хуторе, кажись, никого, – тихо сказал Роман. – Даже не верится, что где-то тут томится в неволе Стеха!
– И все-таки она здесь! – откликнулся Арсен, внимательно оглядывая все вокруг. – Чует мое сердце… Но еще остается нам самое главное – вырвать ее отсюда!
– Коль добрались сюда, увезем…
– Скажешь гоп, когда перескочишь, – охладил друга Арсен и тронул коня.
В это время, завидев незнакомых, залаяли собаки. И тут откинулись пологи юрт, и из них высыпали черноголовые дети, подростки, женщины. С любопытством уставились на чужаков… Потом вышел старый лысый татарин в красной рубахе и в пестрых цветастых шальварах. Он был, несмотря на годы, сильный, жилистый. На испещренном морщинами лице выдавался большой хрящеватый нос. Приложив руку ко лбу чтоб защитить глаза от яркого солнца, старик старался узнать, кто такие неожиданно нагрянувшие к нему всадники.
– Эгей, шайтаново семя! – крикнул он на собак. – Разбрехались… Уймите-ка их!
Два паренька постарше метнулись с палками к собакам, и те, негодующе повизгивая, убежали за юрты.
– Вот и сам аталык Ямгурчи, – сказал Арсен, придерживая коней. – Он и вправду чем-то напоминает старого ворона – черный, худой, носатый…
Тем временем перед юртами установилась тишина. Все устремили взоры на незнакомцев, которые внешне были похожи на гяуров, но по обычаю кочевников имели с собой запасных коней.
– Пусть бережет Аллах твой дом, Ямгурчи, – поздоровался Арсен, слезая с коня и отдавая повод Роману. – Желаем здоровья тебе и всем твоим домочадцам!