Тайный посол. Том 2 - Страница 170

170

– Вот здесь завтра заварится сеча! Ибрагим-паша уже занимает правый фланг – от Дуная до Хайлигенштадта. Янычары устанавливают пушки, копают шанцы. На левом фланге сосредоточено тридцать тысяч всадников… Кара-Мустафа надеется на успех.

– Ненко, где по-твоему, слабое место в турецкой обороне? – спросил Арсен.

Тот задумался.

– Трудно сказать… Великий визирь выставит завтра около ста тысяч воинов и более трехсот пушек. А двадцать или тридцать тысяч воинов останется вокруг осажденного города. Сила, сам понимаешь, немалая. Кроме того, резерв, обоз…

– И все-таки… Неужели нет никакой слабинки?

– Есть. Но нападающий, решивший воспользоваться этой возможностью, сам должен быть готов к наихудшему, потому что рискует попасть в западню…

– Что же это за возможность?

Ненко поднялся на стременах, протянул вперед руку.

– Видишь, вон там – Хайлигенштадт?

– Вижу.

– От него до самого Деблинга тянется глубокая расщелина, по которой можно скрытно проникнуть в тыл турецкого войска. Это, конечно, очень опасно: если турки обнаружат смельчаков, им останется одно – достойно встретить смерть!

– Ну, и что могут сделать те смельчаки, как ты думаешь?

– Неожиданно напасть на янычар с тыла. Причем не на фланге, а почти в самом центре, позади турецких позиций… Понимаешь, что это означает?

Арсен порывисто наклонился к Сафар-бею, стиснул его в могучих объятиях.

– Спасибо, Ненко! Спасибо, друг! Теперь мне пора! Жив буду – разыщу тебя, погибну – сообщи Златке. И скажи ей, что любил я ее больше всего на свете!

– Ты что, Арсен? Уж не сошел ли с ума? – Ненко тряхнул его за плечи. – Неужели надумал провести этой расщелиной союзников?

– Зачем союзников? Казаков! Только бы они прибыли вовремя!

– А если там будет засада? Вы все погибнете!

– Милый мой Ненко, у нас говорят: не так страшен черт, как его малюют! На то война, чтобы рисковать. Я хочу отомстить Кара-Мустафе – за Златку, за свои скитания, за мою разоренную землю! Во что бы то ни стало! А ты – береги себя. Ведь в случае моей гибели только ты сумеешь помочь Златке вырваться из когтей Кара-Мустафы… Ну, прощай! – Арсен еще раз обнял Ненко и тронул коня.

10

Наступило воскресенье 12 сентября 1683 года.

В лагере союзников на рассвете все были на ногах. Всходило солнце. Но сквозь густой осенний туман оно светило скупо, окрашивая все вокруг в какой-то неестественный молочно-кровавый цвет. Туман поднимался до половины горы Каленберг. Редкий на склонах, он закрывал сплошной непроницаемой пеленой низины и долину Дуная.

Над этим туманным саваном смутно виднелся острый шпиль собора Святого Стефана. Оттуда наплывали и наплывали тревожно-призывные звуки колоколов – бом-м, бом-м, бом-м!

Подул легкий ветерок, и туман начал понемногу рассеиваться. Шпиль собора Святого Стефана становился выше и выше, словно вырастал на глазах. Вскоре проглянули неясные очертания города, полуразрушенные, изрытые бомбами и ядрами земляные стены. На них стояли тысячи людей.

Когда солнце поднялось на небо и, брызнув на землю снопами ярких лучей, разогнало остатки тумана, Собескому и союзным военачальникам воочию предстала картина, подтверждающая всю мощь турецкого войска.

На холмах и в долинах, раскинувшихся перед городом, особенно на юг от него, извивались вражеские траншеи, а в них, как муравьи, копошились тысячи турецких воинов. Они поправляли разрушенные крепостной артиллерией шанцы, копали новые, устанавливали пушки.

Ближе к Каленбергу, от Дуная до самого Дорнбахского леса и за ним, стояло в боевом строю готовое к атаке войско Кара-Мустафы.

Собеский страха не чувствовал. Из прожитых пятидесяти четырех лет почти сорок он не выпускал саблю из рук и не раз лично принимал участие в кровавых битвах. Привык. К тому же под его командой сейчас семьдесят тысяч воинов! А это что-нибудь да значит!

В глубине вражеского лагеря прогремели пять пушечных выстрелов – сигнал о начале атаки. И сразу же весь правый фланг турок, стоявший напротив Карла Лотарингского, пришел в движение. Ударили пушки. Им ответили австрийские. Завязалась артиллерийская дуэль. Вскоре вспыхнули рукопашные схватки, которые затем переросли в жестокий бой.

Собеский видел, как полки Османа-оглы, паши месопотамского, дрогнули, смешались и покатились назад – к Нусдорфу, а потом – к Хайлигенштадту.

«Ну, пора!» – подумал он и приказал бросить в атаку франконцев фон Вальдека и драгун Любомирского. Послал также гонца на свой правый фланг к Яблоновскому, стоявшему в ожидании, с приказом наступать.

В центре турки оказали такое отчаянное сопротивление, что франконцы затоптались на месте, а драгуны, понеся серьезные потери от пушечного огня, откатились на исходные позиции.

Наблюдая это, Собеский выхватил из ножен саблю, ринулся вперед:

– Поляки, за мной!

За ним помчались две гусарские хоругви. Обогнали короля, врезались в строй спахиев, потеснили их немного, но обратить в бегство не смогли. Опомнившись, турки сами перешли в стремительное наступление и заставили гусар поспешно ретироваться.

Собескому пришлось бы совсем туго, если бы во фланг спахиям не ударили из ружей немецкие ландскнехты, стоявшие в резерве. Под шквальным огнем спахии развернули коней и отступили. Ободренные этим, гусары кинулись преследовать их – на этот раз успешно: с ходу захватили холм, господствовавший над прилегающей местностью.

170