– Скажите, кто оскорбил ваше королевское высочество, и я… – начал Арсен.
– Нет, нет, совсем не то, здесь сабля не поможет, – замахал руками Собеский. – Интриги магнатов, их самоуправство разваливают польскую державу! Вот что ранит мне сердце! Каждый тянет к себе. Никто и думать не желает об отчизне, все заботятся лишь о собственных поместьях, о своем тщеславии. Пока существовала прямая угроза со стороны Порты, шляхетство держалось дружно, а теперь – как взбесилось. Каждый магнат хочет стать королем, каждый голопузый шляхтич – магнатом! Повсюду – раздоры, подкуп, тяжбы по судам, вооруженные нападения, грабежи, разбой!.. Никто не боится королевской власти, все полагаются на оружие… Анархия – да и только!
Арсен молчал, оторопев от такого откровения.
Заметив его растерянность, Собеский опомнился и уже спокойным тоном спросил:
– Так что же случилось? От кого я должен защитить тебя?
– Не меня, ваша ясновельможность… Несправедливость допущена по отношению к известному вам полковнику Семену Палию, который не менее храбро бился под знаменами вашей ясновельможности с турками…
– С ним-то что произошло?
– Он коварно схвачен в Немирове людьми Станислава Яблоновского и брошен в темницу в Подкаменном…
– За что?
– Без всяких оснований… Только потому, что его оговорил один давний недруг, заявив, будто бы полковник – приверженец гетмана Самойловича и Москвы…
Собеский откинулся на спинку кресла.
– Ну а если это правда?
– Нет никаких доказательств, ваша ясновельможность! Вы сами видели, что Палий не жалел жизни и сил ни под Веной, ни под Парканами… Казачье войско, фастовский полк и другие полки на Правобережье возмущены своеволием Яблоновского. Мы просим вашу ясновельможность защитить полковника от несправедливого обвинения и приказать гетману Яблоновскому выпустить его из заточения!
– Так, значит, пан Комарницкий, то бишь Кульчицкий, казак? – удивился Собеский.
– Да, ваша ясновельможность.
– О-о! Тогда мне понятно, почему пан так отстаивает Палия… Но я, собственно, ничего не имею против полковника. Он, безусловно, храбрый человек, и я никогда не забуду его побед под Веной. Скажи Яблоновскому, что я прошу рассмотреть это дело доброжелательно… Тем более что мне не хотелось бы осложнений с Москвой, ибо мы договариваемся сейчас о вечном мире и союзе с ней, о совместной войне против Османской империи…
Король забарабанил пальцами по столу, и Арсен понял: аудиенция окончена.
У Арсена стало тяжело на сердце. Его далекая поездка завершилась ничем. Хотя Собеский не отказал в помощи, но и не помог. Вместо письма гетману ограничился советом поговорить с Яблоновским. Да напыщенный магнат рассмеется казакам в лицо и погонит прочь! Не было полной уверенности в том, что он выполнил бы письменное распоряжение короля, а словесное пожелание – и подавно…
Арсен молча поклонился и вышел.
Проходя через роскошные, расписанные золотой краской двери королевского кабинета, он невольно вспомнил, как некогда под Чигирином безрезультатно просил воеводу Ромодановского защитить Романа Воинова, когда того арестовал генерал Трауэрнихт. «Выходит, сильные мира сего повсюду одинаковы, чтоб им пусто было! Простому человеку за этими богатыми дверями правды не найти. А посему, казак, надейся только на собственные силы, на свою саблю!»
Обоз въехал в Подкаменное и остановился на площади перед замком. Солнце уже опустилось к горизонту, и от мрачных крепостных стен и островерхих башен на землю падали черные тени.
– Эй, мужики, тут становиться на ночлег запрещено! – закричал от ворот дежуривший гайдук. – Намусорите, а завтра прибирай после вас!
– Не кричи, пан! Мы не глухие! – ответил Арсен, одетый в обычную крестьянскую одежду: белые полотняные штаны, сорочка и соломенный брыль. – Поди-ка лучше сюда! Ведь не с пустыми руками приехали мы на ярмарку. – И он похлопал ладонью крутобокий бочонок.
Жест был настолько красноречив, что гайдук, пожилой гуцул из Прикарпатья, сначала заморгал глазами, затем облизнул сухие, воспаленные губы.
– Пиво?
– И таранка к нему найдется из самого Днепра. – Арсен моргнул хлопцам – Яцьку и Семашко: – Ну-ка, поищите на моем возу – выберите несколько рыбин получше! Чтобы пан остался довольным и дозволил нам тут переночевать…
Яцько поднес стражнику большую кружку.
Гайдук мотнул было головой – на часах, мол. Немного подумал. Колебался, должно быть. Наконец, решившись, прищелкнул языком, оглянулся – не видно ли кого поблизости – и только тогда взял в руки кружку. Понюхал. На лице проступило удивление.
– Э-э, такое у вас пиво, братцы? Разрази меня гром, если это не горилка! – Он приоткрыл усатый рот, сделал один глоток, поморщился. Затем, переведя дыхание, вновь приложился к кружке и осушил ее до дна. – Ф-фу! А теперь, хлопцы, не мешало бы и закусить, если есть!
Таранку стражник ел медленно, смакуя, то и дело похваливая угощавших.
– Вы правильные хлопцы, как вижу… Просто отличные! Кабы не служба, то я с вами тут и заночевал бы! Ей-богу! – болтал он, пьянея. – Уже вечереет, и было б совсем неплохо улечься на возу, подмостив себе сена, да задать храпака!
Арсен подморгнул Василию Семашко, и тот шагнул к телеге – освободить ее для стражника. Гайдук хитро прищурился, погрозил хлопцу пальцем.