Тайный посол. Том 2 - Страница 54

Палий, понимающе кивнув, шепнул:

– Я и сам думал уже…

За столом у священника он повел речь о положении беглецов. Рассказав отцу Ивану о бегстве из Немирова, о страшном опустошении, которое они видели повсюду на своем пути, о том, что им, нескольким десяткам казаков, нужно будет еще ехать с важными вестями в Киев и Запорожье, Палий попросил:

– Панотче, устройте наших людей! В Новоселках многие хаты стоят в запустении. Дозвольте людям поселиться в них… Без дела не будут сидеть. Да большинство мужчин умеют держать саблю в руках. В теперешнее время это тоже не последнее дело!

– Вот соберем завтра сходку, и как община решит… – ответил священник.

На следующий день все село собралось у церкви, отец Иван с паперти рассказал о желании и просьбе прибывших поселиться в их селе.

– Прихожане, нелегко нам после тяжкого лихолетья живется ныне… Но все же имеется у нас крыша над головой, имеется что поесть и попить… А взгляните на этих обездоленных, какая беда у них! Так неужели не пригреем их у себя, дорогие мои миряне?

– А как же, почему не пригреем? Пусть остаются! Жить есть где! – раздались голоса. – Свои ведь люди!

Так дубовобалчане и немировцы поселились в затерянном среди лесов и лугов сельце над тихоструйным Ирпенем. В тот же день они стали обустраиваться в облюбованных домах.

Арсен выбрал просторную хату, с клуней и поветью, сплетенными из лозы и покрытыми камышом. Посреди двора над срубом колодца высился журавль, а большой огород, который тянулся до самых прибрежных лугов, был обсажен развесистыми вербами. Напротив этого пустовавшего жилища раскинулся широкий выгон, на другой стороне которого стояла небольшая деревянная церковка. Целый день вся семья работала, приводя в порядок новое жилье. Арсен с Романом расчистили снежные сугробы, починили ворота, привезли из лесу фуру сухих сосновых дров и сложили их в клуне. Мать Арсена затопила печь. Дед Оноприй смастерил стол и лавку, а также топчан за печью, чтобы было на чем спать. Якуб с Яцьком поправили хлев и погреб…

Арсен работал как в тумане. Он исхудал, лицо почернело. Перед глазами все время стояла Златка. Чернокосая, голубоглазая, улыбающаяся… Где она? Что с нею? Не продали ли девушку куда-нибудь за море, где затеряется ее след?.. От бессильной злости крепче сжимал топорище и рубил топором мерзлое дерево, словно стараясь высечь из него искры.

Потом в забытье мечтал о том, как, найдя Златку, женится на ней, разживутся они своим хозяйством, может, даже здесь, в этом приветливом и живописном селе… А почему бы и нет? Здесь очень красиво! Должно быть, буйно цветут по весне луга! Сколько в окрестных лесах ягод, грибов, орехов, диких груш и кислиц! А речка, наверное, так и кишит рыбой и раками… И земли сколько хочешь, столько и засевай, было бы чем!

Ему, утомленному военной службой в Сечи, походами, боями, скитаниями по чужим краям, смертельной опасностью, не раз подстерегавшей его, безумно хотелось пожить мирно, с любимой и со всею семьей, пахать поле, засевать пушистый чернозем отборным зерном, косить и жать, ухаживать за скотиной. А зимними вечерами, когда завывает вьюга, сидеть в теплой хате перед пылающим в лежанке пламенем и держать в своих руках маленькие Златкины руки…

Под вечер он зашел на подворье, где остановилась Феодосия с детьми. Здесь тоже кипела работа. Правда, осунувшаяся, угнетенная глубоким горем женщина работала через силу, но ей помогали Палий и Савва Грицай. Молодой Семашко тоже крепился и старался скрыть свою тоску, чтобы не расстраивать мать еще больше. Заскакивал к ним и Яцько – то помочь чем-то, то что-то попросить.

Из соседнего двора доносились голоса Зинки и Иваника. Им вторил густой бас Спыхальского. Арсен покачал головой: ой неспроста Мартын вызвался помогать именно этой семье! Все заметили, что ему приглянулась сильная красивая Зинка, ее лукавые глаза и чернявые кудри, выбивавшиеся из-под платка. Одному Ив анику, пожалуй, это было невдомек.

– Ну что, Арсен, свет не без добрых людей? – деланно веселой улыбкой встретил его Палий, показывая рукой на небольшую, приведенную уже в порядок хату. – Вот и закончилось для многих наших людей тяжелое зимнее путешествие, которому, казалось, не будет конца. Все устроены, у всех есть теплый угол, людоловы сюда, на Полесье, доходят редко, а мы теперь можем отправляться дальше: сначала к киевскому воеводе, а потом в Сечь… Как ты думаешь? – Заметив горестную складку у губ Арсена и боль в его покрасневших глазах, Палий поспешил сам ответить на свой вопрос: – Знаю, знаю, рвешься в Крым… Оно и понятно, у тебя сейчас одно на уме – разыскать и вызволить Златку и Стеху… Но потерпи, друг! Доберемся мы и до Крыма, а потребуется – и к самому Вельзевулу в пекло!..

– Спасибо, батько Семен, – тихо ответил Арсен. – Делайте как лучше… И верно, у меня сейчас лишь одна мысль. Она, как еж, засела в черепе и ни днем ни ночью не дает мне покоя… И я не успокоюсь до тех пор, пока не найду своих, пока не вызволю их и не отомщу виновникам их бедствий и злоключений… Только прошу, не будем терять времени! Выступим как можно быстрее!

Палий обнял молодого друга, прижал к груди.

А утром следующего дня, когда солнце едва показалось из-за зеленого бора, из села выехал отряд запорожцев и рысью помчался по Белгородскому шляху на восток.

4

Киевский воевода князь Петр Шереметьев болел, и сотник Туптало направил запорожцев к генералу Патрику Гордону, который прибыл в Киев для проведения фортификационных работ. Крутым подъемом выбрались они с Подола на гору, в Верхний город, и в одном из тихих переулков, поблизости от златоглавого Софийского собора, остановились у большого деревянного дома с крашеными дощатыми наличниками и двумя задиристыми – тоже дощатыми – петухами на крыше.