Тайный посол. Том 2 - Страница 65

Сердце старого кошевого радостно билось. Чаша весов явно стала клониться в его сторону. Как раз пора ударить так, чтобы ошеломить врага и заставить его показать спину.

Он посмотрел на тылы ханского войска. Там разгорелась страшная сеча. И хотя сквозь пыль невозможно было увидеть что-либо определенное, было ясно: Палий своим неожиданным нападением разрушил боевые порядки ордынцев, сбил с них боевой задор. «Ей-богу, хорошо, сынок, что ты малость запоздал и выкинул такой фортель! – подумал о Палие Сирко. – Зря я на тебя гневался…»

Еще раз прогремел пушечный залп. А из мушкетов казаки стреляли теперь непрерывно. Уже сотни лошадей и всадников лежали по земле перед шанцами, но новые и новые тысячи продолжали наседать на казачьи позиции и все чаще схватывались с запорожскими куренями врукопашную.

Сирко выждал еще некоторое время, пока не убедился, что большинство казаков уже сели на коней, а потом махнул саблей в сторону вражеского войска.

Дружно, разом опустились длинные казацкие копья, и запорожцы тяжелой темной лавиной поскакали в атаку. Степь вздрогнула от грозного топота и крика.

Крымчаки оказались между молотом и наковальней. Поначалу они пытались дать отпор, и много десятков запорожцев полегло от острых кривых сабель и тонких оперенных стрел. Но крымчаки уже утратили веру в победу. Слух о том, что в тылу появился большой казачий отряд, внес смятение, породил панику. Одиночные всадники стали разворачивать коней в степь.

Мюрад-Гирей метался от одного чамбула к другому, но его голос терялся в криках, топоте, лязге сабель, ржании коней. Ханские военачальники – калга, салтаны, мурзы – тоже не могли уже справиться со своими людьми. Наспех собранное войско без четкого руководства распадалось.

Запорожцы не ослабляли натиска. Сам Сирко кинулся в гущу боя. Его высокий конь появлялся то в одном, то в другом месте, где было трудно.

– Дружней, сынки! – гремел голос кошевого. – Отомстим хану за прошлогоднее нападение на Сечь! За кровь товарищей наших и всего люда христианского… Достаньте мне, детки, самого хана, я побалакаю с ним в Сечи по-нашему, по-запорожски… А потом отошлю в Москву – царю в подарок. Если ж кто зацепит его саблей, тоже будет неплохо… Вперед, братчики! Вперед!

Враг не выдержал и покатился назад. Напрасно злился и ругался Мюрад-Гирей, напрасно размахивал саблей и грозил своим воинам страшнейшими карами. Ему никто не повиновался. Ужас овладел правоверными, заставляя искать спасения в бегстве.

Захваченный неудержимым потоком поддавшихся панике воинов, Мюрад-Гирей завертелся в неистовом круговороте и вынужден был отступать вместе с войском. А когда услышал, как кто-то из запорожцев выкрикнул его имя, страх сковал его сердце. С этого момента он перестал думать о войске, ударил коня под бока, чтобы поскорее вырваться из тисков Урус-Шайтана.

Ему посчастливилось проскочить узким проходом, оставшимся еще между казаками Сирко и Палия. Но с него не сводили глаз бывалые запорожцы, знавшие хана в лицо.

– Хлопцы, ловите хана! – крикнул Метелица. – Тикает, клятый!

Звенигора со Спыхальским первыми кинулись вслед за беглецом. Им на помощь помчались десятки палиевцев. Конский топот, казачьи крики, свист летели вслед хану и заставляли его все глубже втягивать голову в плечи.

Спас хана сильный быстроногий конь. Прижав уши, вытянувшись как струна, он постепенно уходил все дальше и дальше от преследователей, пока большой чамбул, отступавший с правого фланга, не перерезал путь запорожцам. Арсен со своими спутниками с ходу врезался в гущу вражеских всадников, но те не приняли боя. Заслонив собой хана, они повернули коней и поскакали вслед за ним.

– Сбежал, шелудивый пес! – сетовал Спыхальский. – Жаль! Вот была бы добыча! Еден шанс был в жизни самого хана поймать! Эх!

Арсен с друзьями потешались над искренне расстроившимся товарищем.

– Брось сокрушаться, пане-брат! Добычи и так достаточно!

– Добыча, – недовольно бурчал поляк, – то все воронье, а тутай беркута из рук выпустили! Когда еще доведется встретиться с ним с глазу на глаз?

– Не тужи, сынку, – хлопнул по спине пана Мартына Метелица. – Вот прибудем в лагерь, покажу тебе такую лялечку, что враз забудешь про хана, чтоб он скис!

– Что ж то за лялька? – оживился Спыхальский.

– Эге-ге, такую кралю вызволил я в Ак-Мечети, что тебе, пан Мартын, и не снилось! Ну, раскрасавица, белолицая, очи голубые-голубые, как даль небесная, а косы – мягче пряжи льняной, право… К тому ж твоя землячка. Должно, и шляхтянка даже… Эх, будь я помоложе, ни за что б не отдал никому. Но увы! Вот и поступаюсь тебе великодушно. Враз забудешь своего хана, говорю.

– А и вправду, Мартын, – засмеялся Роман. – Бери панну, коли дают! Может, это счастье твое?

– А я что, разве отказываюсь? – подморгнул лукаво пан Мартын. – Дзенькую бардзо, батько Корней! Хан, конечно, хорошо, а панна, всем известно, лучше!

Возбужденно переговариваясь, вспоминая самое яркое из только что пережитого боя, друзья медленно приближались к лагерю. Запорожцы хоронили убитых, подбирали раненых, готовились к далекому обратному пути.

Под вечер, перебредя Сиваш, они вступили в неоглядные, поросшие ковылем ногайские степи.

8

Возвращались не торопясь, так как не боялись погони. Хан с остатками своего войска вряд ли посмел бы гнаться за ними. А ногайцы, кочующие между Сивашем и Днепром, напуганные разгромом крымских улусов, сами убегали, чтобы не стать добычей казаков.