– Стягайло! Стягайло! – послышались голоса.
– Ивана Рога! – загудели с другой стороны.
– Семена Палия! – закричали Арсен, Роман и Секач.
Шум поднялся такой, что войсковой судья зажал уши руками.
– Так, братья, мы к согласию никогда не придем, – покачал он головой. – Если из вас троих, – обратился он к претендентам на булаву кошевого, – двое добровольно не откажутся, то на сечевой раде бог знает что будет! И до сабель дойти может!
Встал Семен Палий.
– Атаманы, братчики, – сказал он. – Мы все любили и глубоко уважали Сирко, привыкли считаться с его мнением и безоговорочно выполнять приказания. Поэтому, сдается мне, последняя воля покойного кошевого многим из вас связывает сейчас руки… Чтобы этого не было, я отказываюсь от чести быть кошевым. Пусть им станет тот, кого захочет выбирать старшинская сходка и все сечевое товариство! Пришел я на Запорожье не для того, чтобы добывать себе какие-либо привилегии, не для того, чтобы стать куренным атаманом, есаулом или домогаться булавы кошевого, а чтобы защищать своей саблей отчизну от ее бесчисленных врагов! Это первейший и главный долг мой, как и каждого из нас, братчики!
Казаки одобрительно загудели. Палий слегка поклонился и сел.
Войсковой судья повернулся к Стягайло и Рогу.
– Может, который из вас тоже хочет сказать нечто подобное, атаманы?
Стягайло и Рог мрачно молчали.
– Тогда пусть вас рассудит товариство, – сказал судья. – Палите из пушек, бейте в литавры – собирайте войсковую раду! Как она решит, так и будет!
Кто-то побежал выполнять приказание войскового судьи. Старшины и бывалые казаки стали подниматься и выходить во двор. В канцелярии остались только члены коша – войсковой судья, войсковой писарь, войсковой обозный и есаулы.
Грохот крепостных пушек и тревожно-призывная дробь литавр всколыхнули все вокруг. Сечь зашумела, загомонила. Отовсюду к сечевому майдану спешили запорожцы, выстраивались по куреням, образуя вокруг дубового столба огромное живое кольцо. Несколько молодиков вынесли стол, застеленный белой скатертью, поставили его в узком проходе как раз напротив войсковой канцелярии. Во главе каждого куреня встали куренные старшины – куренной атаман и хорунжий. Кому не хватило места в кругу, тот взбирался на ближайшую крышу или на вал крепости.
Литавры, стоявшие на железных треногах в центре круга, возле столба, не унимались. Голый до пояса, смуглый, как цыган, довбиш изо всех сил колошматил по туго натянутой на огромный котел до блеска выделанной бычьей шкуре двумя крепкими деревянными колотушками, выбивая мелодию, означающую сбор на войсковую раду: ту-ту-тум, ту-ту-тум!
На этот раз запорожцы собирались особенно быстро. Все знали, что сегодня будут выбирать кошевого, и никто никуда из Сечи не отлучался.
Не было слышно обычных в таких случаях шуток, смеха, молодецких выходок. Над Сечью, казалось, незримой тенью витала душа любимого атамана запорожцев Ивана Сирко.
Войско замерло в ожидании.
И вот распахнулись двери войсковой канцелярии – и на майдан вышла сечевая старшина. Вместо покойного кошевого впереди шел булавничий, держа на вытянутых руках, покрытых небольшим, расшитым серебром ковриком, булаву. За ним есаулы торжественно несли малиновое знамя и бунчук – запорожские клейноды. Позади шли войсковой писарь, войсковой судья, войсковой обозный и старшины без должностей – те заслуженные казаки, которые в прошлом были членами коша.
Булавничий подошел к столу и бережно положил булаву. Есаулы с прапором и бунчуком остановились посреди круга. Войсковой писарь, который в одной руке держал серебряную чернильницу, а в другой – белое гусиное перо и свиток бумаги, войсковой судья с большой войсковой печатью и другие старшины прошли в круг, встали под бунчуком и поклонились товариству на все четыре стороны.
После этого вперед выступил войсковой судья и сказал:
– Панове молодцы! Наш преславный кошевой Иван Сирко, которого мы восемь раз выбирали своим атаманом, во главе с которым одерживали множество славных викторий над врагами нашими, по Божьей воле упокоился и оставил нас сиротами. Поэтому сегодня мы должны выбрать нового кошевого… Но прежде кош хочет знать, не будете ли вы, молодцы, других новых старшин выбирать, а старых смещать?
– Нет, нет, не будем! – закричали казаки.
– Только кошевого выберем!
– Вот и славно! – заключил судья. – Тогда выкрикивайте, кого вы хотели бы кошевым иметь.
На какое-то время над майданом залегла тишина. Потом из гурьбы старшин послышались возгласы:
– Ивана Стягайло хотим!
– Ивана Рога!
– Палия! Семена Палия!
Постепенно крики усиливались. Кричали уже не только старшины, но и все запорожцы. Каждый как можно громче выкрикивал имя своего избранника, ибо от этого зависело, чья возьмет.
– Палия! Палия! – вопил Секач во всю мочь.
Его поддерживали Звенигора, Воинов, Метелица и те казаки, которые ходили вместе с Палием в Немиров. Вскоре к ним присоединились голоса сечевой бедноты, которая видела в Палие своего, а Стягайло ненавидела за скряжничество и стяжательство.
– Палия! Палия!
Для многих старшин, слышавших на сходке, что Палий сам отказался от булавы кошевого, это было полной неожиданностью. Старый Иван Рог, который не раз уже бывал кошевым, сохранял внешнее спокойствие и неподвижно смотрел на бурлившее море братчиков.Зато Стягайло даже позеленел от злости. Утратив душевное равновесие, он вдруг выскочил в середину круга и во всю мощь своего горла гаркнул: