Тайный посол. Том 2 - Страница 88

– Братчики! Кого же вы выбираете? Палий молод еще! Да и на сходке он сам от булавы отказался!

Ему на помощь выбежал Покотило. Воспользовавшись замешательством, вызванным среди запорожцев словами Стягайло, крикнул:

– Панове молодцы! Ивана Стягайло мы знаем уже много лет! Кто скажет, что он когда-нибудь показал спину врагу? Кто скажет, что он не выручил в бою товарища?..

– Никто! Никто! – закричали в ответ казаки, потому что это было правдой.

– Так чего вы сомневаетесь? Выбирайте Ивана Стягайло!.. А я поставлю товариству пять бочек горилки, пять возов хлеба, воз тарани и две кадки сала, чтоб было чем после выборов кошевого промочить горло и закусить.

Среди приверженцев Рога и Палия послышались возмущенные возгласы:

– Это подкуп! Прочь его!

Но многим понравилась мысль выпить за чужой счет. И над кругом загудело:

– Славно! Славно!

– Стягайло! Стягайло!

Покотило шмыгнул в толпу и оттуда подморгнул Стягайло: мол, все в порядке! Только он знал, что и горилка, и рыба, и хлеб, и сало принадлежали Стягайло, а не ему.

Над майданом тем временем неслось:

– Стягайло кошевым! Стягайло!

Когда этот крик усилился настолько, что в нем потонули имена Рога и Палия, войсковой судья взял со стола булаву и протянул Стягайло. У того торжествующе заблестели глаза, но, считаясь со старым запорожским обычаем, он спрятал руки за спину и сказал:

– Нет, недостоин я такой высокой чести, братчики!

– Стягайло! Стягайло! – опять заревели запорожцы.

Судья снова протянул булаву. Стягайло вновь отказался.

Крики сотрясли стены крепости:

– Стягайло кошевым!

Судья в третий раз протянул Стягайло булаву. Теперь он и не подумал отказываться, а поспешно схватил ее громадными ручищами, подержал перед собой некоторое время и поднес к губам. Никто не сомневался, что поцелуй его был вполне искренним.

Судья нагнулся, набрал горсть пыли и высыпал Стягайло на голову.

– Помни, батько кошевой, что ты слуга нашего запорожского товариства! – сказал он при этом. – Помни – и не задирай носа!

Стягайло не перечил: знал, как и все запорожцы, этот тоже стародавний обычай.

Те, кто хотел, подходили к вновь избранному кошевому и посыпали ему голову землей. А он, крепко держа в руке булаву, дружелюбно улыбался и кланялся казакам. Когда желающих воспользоваться этим обычаем больше не оказалось и все братчики, успокоившись, опять стали по куреням, он поклонился войску чуть ли не до земли и сказал:

– Спасибо, братчики, за честь и уважение! Клянусь свято блюсти наши запорожские обычаи и вольности! Быть беспощадным к врагам земли нашей и веры православной! По-отцовски относиться ко всем вам, побратимы мои дорогие.

– Ишь, мягко стелет, да не твердо ли спать будет? – прошамкал Шевчик на ухо Звенигоре.

Стягайло, хитро подморгнув, вдруг перевел на другое:

– Теперь, братчики, приглашаю всех выпить за мое здоровье по чарке горилочки!.. Эй, Покотило, где твое угощение?

Покотило затрусил к воротам – и несколько минут спустя в Сечь въехал целый обоз, заранее прибывший с хутора Стягайло. Запорожцы встретили его веселыми восклицаниями и шутками. Строй сразу нарушился. Каждому хотелось быть поближе к возам, на которых темнели дубовые бочки.

5

Прошла неделя. Время, казалось бы, небольшое, но в жизни Арсена и Романа оно принесло большие перемены. Хотя Сирко уже и не было на свете, но его мысли, его воля еще жили среди людей. Они еще продолжали оказывать влияние на судьбы многих из них.

В конце лета в Сечь прибыло московское посольство, которое направлялось в Бахчисарай для заключения мира с Портой и Крымом. Во главе посольства стоял Василий Тяпкин. Помощником его и писарем был дьяк Никита Зотов. По дороге из Москвы на Запорожье посольство завернуло в гетманскую столицу Батурин, и Самойлович, по договоренности с посольским приказом в Москве, послал от себя в Бахчисарай видного казака, войскового товарища Раковича, хорошо владеющего татарским и турецким языками, а также латынью. Он должен был быть толмачом и представлять интересы гетманского правительства на переговорах.

В Сечи посольство долго не задержалось. Тяпкин торопился. Поэтому, пробыв здесь всего один день, он в сопровождении шестисот казаков и рейтаров двинулся дальше.

От коша, как еще раньше договорился Сирко, в состав посольства вошли Арсен Звенигора и Роман Воинов. Числились они проводниками, но Арсен, кроме того, был назначен вторым толмачом.

Четвертая после выезда из Сечи ночь застала посольство в безводной ногайской степи, в одном переходе от Перекопа. Вот уже третий день посольство сопровождал отряд перекопского бея – запорожцы сразу же повернули назад, как только дошли до границ своих земель, – и посол Тяпкин и его люди чувствовали себя только в относительной безопасности, по горькому опыту предшествующих лет они знали, что вероломные крымчаки могли в любой момент сменить милость на гнев.

Для посла был поставлен небольшой походный шатер. Другие члены посольства, толмачи, проводники и слуги, а также татары, утомленные трудной дорогой, улеглись прямо под открытым небом.

Арсен лег рядом с Романом на постеленную кошму, положив под голову седло, от которого терпко пахло конским потом. Заложил натруженные ладони под затылок, раскинул онемевшие от верховой езды ноги.